• Slide 1

    Добро пожаловать на сайт ТРО РПСМ!

  • Slide 2

    Мы оказываем реальную практическую помощь морякам

  • Slide 3

Artic SunriseПравовед Штефан Кирхнер объяснил «Русской планете», к чему приведет неучастие России в Международном морском трибунале по делу «Гринпис».


 

В среду в Гамбурге началось заседание Международного морского трибунала по делу «Гринпис»: иск против Российской Федерации подало Королевство Нидерланды, под флагом которого ходило арестованное в Баренцевом море судно Arctic Sunrise. Специалист по международному праву Штефан Кирхнер рассказал «Русской планете», почему, отказавшись от участия в этом процессе, Россия потеряет больше, чем могла бы выиграть.


— Наверное, стоит начать с теории. Что представляет собой система современного морского права?


— Во-первых, есть Конвенция ООН по морскому праву. Помимо нее существует множество более старых соглашений — некоторые из них все еще применяются. Так что Конвенцию ООН нужно рассматривать в контексте этих соглашений. Конвенция — это каркас, рамка, а всевозможные детали содержатся в других международных договорах. Например, совсем недавно в силу вступила Конвенция МОТ о труде в международном судоходстве, которая наконец-то определила права людей, работающих в море. К этому шли несколько десятилетий — и вот наконец появился глобальный стандарт. Правила обучения и сертификации регулируются Международной конвенцией о подготовке моряков и несении вахты. И, конечно, есть еще целый спектр договоров, касающихся защиты водной среды. Если провести аналогию с внутренними законами государства, то Конвенция была бы конституцией, а все эти специализированные соглашения — федеральными законами.


Морское право отличается еще тем, что в нем велика доля международного обычая. В международном праве пока еще не все оформлено в виде договоров. Так вот, в морском праве есть положения, основанные на традиции. В первую очередь это свобода судоходства — право свободного передвижения, рыбной ловли и так далее в открытом море.


Доктор Штефан Кирхнер — юрист, ассоциированный профессор фундаментального права и прав человека в Университете Лапландии (Рованиеми, Финляндия). Спустя четыре дня после задержания активистов «Гринпис» в Баренцевом море Кирхнер опубликовал статью «Незаконность действий Российской Федерации в отношении судна Arctic Sunrise», в которой проанализировал инцидент с точки зрения международного права.


Хороший пример взаимосвязи обычая и конкретного закона в морском праве — исключительные экономические зоны. Еще несколько десятилетий назад такой нормы не существовало. Зато в начале второй половины XX века были так называемые исключительные рыболовные зоны, и расстояние от побережья до границы этих зон, на которые заявляли права разные страны, различалось. Собственно, концепция исключительной экономической зоны развилась отсюда, но в ее рамках у прибрежных государств уже есть вполне четко определенные права. В частности, эксклюзивное право пользоваться природными ресурсами — ловить рыбу, бурить нефтяные скважины и так далее.


Но это не значит, что всем остальным просто запрещено заходить в исключительную экономическую зону. Международное морское законодательство использует так называемый пространственный подход. Попросту говоря, океан делится на несколько частей — от берега до открытого моря. Прибрежные страны имеют разные права и разные обязанности в разных его частях. Исключительная экономическая зона подразумевает права использования: государство может устанавливать правила рыбной ловли, нефтяного бурения и, например, нормы защиты окружающей среды.


В пределах 12 морских миль от берега находятся так называемые территориальные воды. Они в полной мере являются частью территории страны. Над этой зоной у государства полный суверенитет. Ну, почти полный: корабли других государств имеют право «мирного прохода» через эту часть океана — в Конвенции по морскому праву есть список вариантов поведения, которые запрещены для тех, кто просто хочет спокойно пересечь этот водный участок. В общем, как правило, чем ближе к берегу, тем больше у государства прав.


¬¬— Но в начале XX века было по-другому: три морских мили и все, так?


— Да. На самом деле так было всего несколько десятилетий назад.


— Современное положение вещей установлено Конвенцией ООН...


— Да.


— ...Но у нее ведь какое-то ограниченное число подписантов?


— Ну, вообще-то, их довольно большое количество. Я как раз сейчас готовлю курс по морскому праву. Конвенцию подписали 165 стран.


— Но только 60 ратифицировали?


— Нет. 60 — это было необходимое минимальное число государств, которые должны были ратифицировать конвенцию, чтобы она вступила в силу. Сейчас их больше 150. Конвенцию приняли в 1982 году, но вступила в силу она в 1994-м. Несколько лет ушло на то, чтобы собрать эти 60 ратификаций.


— И как выглядит ситуация вокруг активистов «Гринпис», экипажа Arctic Sunrise и платформы «Приразломная» с точки зрения морского права?


— Нефтяная платформа находится в исключительной экономической зоне России — там, где у России есть эксклюзивное право, собственно, бурить. Вокруг стационарных сооружений в исключительной экономической зоне прибрежные государства имеют право устанавливать зону безопасности — если я правильно помню, радиусом в 500 метров.


В принципе, в исключительной экономической зоне действует режим свободы судоходства. Пассажирский, там, или грузовой корабль может просто пройти через нее; ограничения накладываются только на использование ресурсов — рыбную ловлю, добычу нефти и газа и так далее. Поэтому, в принципе, прибрежное государство не может препятствовать движению кораблей других стран через исключительную экономическую зону. Но вокруг стационарных сооружений может быть зона безопасности.


Вокруг «Приразломной», если мне не изменяет память, зона безопасности была примерно три километра, а то и три морских мили — больше, чем разрешено. Но все-таки зона безопасности как таковая морским правом предусмотрена. Это один из моментов, которые могли привести к проблемам активистов «Гринпис», потому что, подплыв прямо к платформе, они зашли в эту зону. Тем не менее принцип свободы мореплавания сохраняется. Так что Россия, например, не имеет права требовать от всех желающих пройти через исключительную экономическую зону, чтобы они получали разрешение.


Во-вторых, и это более важно, Россия сейчас удерживает Arctic Sunrise. Конвенция ООН по морскому праву требует, чтобы задержанный корабль был отпущен под залог вместе с командой. Суть тут в том, что эксплуатировать корабли очень дорого. В типичной ситуации речь идет о грузовом корабле, тут потери от простоя могут исчисляться миллионами долларов в день. Поэтому международное право предусматривает очень оперативные процедуры, чтобы быстро отпускать корабли. Собственно, этого Нидерланды и пытаются добиться (Arctic Sunrise плавает под их флагом), и только Нидерланды имеют право требовать этого от России. Россия же обязана освободить корабль и команду, но может запросить залог, чтобы таким образом иметь гарантии продолжения разбирательства.


— Эта норма касается только грузовых кораблей?


— Нет, это просто пример. За всем этим юридическим механизмом стоит такая идея: должна быть, с одной стороны, возможность продолжать эксплуатацию кораблей, а с другой стороны, права прибрежного государства тоже должны быть защищены — отсюда и залог. Очень часто в подобных инцидентах речь идет о столкновениях или нефтяном загрязнении гавани иностранным кораблем и так далее.


С юридической точки зрения (не будем трогать политику), нет смысла удерживать команду так долго. Это незаконно. Россия ратифицировала Конвенцию ООН по морскому праву, и в ней четко говорится, что команда и корабль должны быть отпущены под залог.


— А чем конкретно различаются права государства в исключительной экономической зоне и в зоне безопасности вокруг стационарной конструкции?


— Зона безопасности — это не какая-то охраняемая зона, она, скорее, связана с мерами предосторожности в отношении отдельной конструкции. Так что дело не в разных правах, хотя, конечно, государство может защищать свои объекты. Правила тут те же, что в исключительной экономической зоне, а зона безопасности устанавливается, чтобы избегать столкновений и тому подобного.


Если бы иностранное государство начало вылавливать рыбу в исключительной экономической зоне России, или иностранная компания начала там же бурить шельф в поисках нефти — Россия имела бы право на этот счет что-нибудь предпринять. Но единственное, что Россия могла сделать с кораблем «Гринпис», — это потребовать, чтобы он покинул зону безопасности. А у судна, соответственно, была обязанность не заходить туда.


— То, что они сделали: погоня на вертолете, высадка спецназа на корабль — это как соотносится с морским правом?


— Меня тут напрягает то, что они сделали это на следующий день, если я ничего не путаю.


— Да, сразу были задержаны только непосредственные участники акции, подошедшие на лодках к платформе, а захват судна произошел позже.


— У меня тут возникает вопрос: а на каких основаниях? Зона безопасности — это, в сущности, из области правил дорожного движения. Ее можно сравнить со знаком «проезд запрещен». Если ты туда заехал и выехал — будет ли полиция потом тебя ловить? За то, что несколько минут ты ехал не по той дороге?


Так что логического объяснения действиям российской стороны у меня нет. Произошел ли арест корабля из-за нарушения зоны безопасности? Или (тут я не располагаю достаточной информацией) из-за протеста на самой платформе?


— Юрист «Гринпис России» Михаил Крейндлин пояснял «Русской планете», что во всей этой ситуации есть противоречие. По идее, за нарушение зоны безопасности можно было задержать, но если вменять задержанным пиратство, то необходимо считать «Приразломную» судном, а у судна нет никакой зоны безопасности, то есть не было оснований для задержания.


— Разве их все еще обвиняют в пиратстве?


— Уже нет, но именно по подозрению в пиратстве их арестовали.


— Вот и я слышал, что переквалифицировали на хулиганство. Но что касается пиратства, нефтяная платформа — это не корабль. Есть класс передвижных конструкций — мобильные морские буровые установки. Такой была, например, станция Deepwater Horizon, из-за которой произошел разлив нефти в Мексиканском заливе. У этих подвижных буровых установок есть номера, они зарегистрированы в Международной морской организации, у них есть порт приписки. Технически они — как корабли.


Но платформа, о которой мы говорим сейчас, — стационарная конструкция. Она закреплена на дне, так что судном не является. Морское право четко определяет, что есть пиратство, а что пиратством не является, и, коротко говоря, акт пиратства можно совершить только против корабля. Мы могли бы, конечно, порассуждать о том, что эту норму нужно было бы распространить и на платформы, потому что это пиратство создает для них схожие опасности. Но когда в 1980-х годах Конвенция ООН по морскому праву создавалась, такой вариант специально не выбрали, потому что стационарные морские конструкции рассматриваются в других разделах документа, но недвусмысленно — вне контекста пиратства.


Так что это не могло быть пиратством. По тому же принципу, если бы вы напали на гавань или порт — это тоже не было бы пиратством. Пиратством считаются нападения только на корабли и воздушные суда над морем.


Далее мог бы возникнуть вопрос, было ли произошедшее ошибочно принято за акт пиратства, вследствие чего активисты были задержаны. Если бы это было так, их должны бы были отпустить ровно в тот момент, когда стало ясно, что это не могло быть пиратством. То есть уже нет исходного состава, и есть закон, требующий отпустить команду корабля под залог. Но этого не происходит, и поэтому Нидерланды подали иск в Международный трибунал ООН по морскому праву.


— Россия отказалась участвовать в этом разбирательстве. Что это может значить? Не следует ли из этого, что Россия выходит из каких-то договоров? Имела ли Россия вообще право отказаться от участия в трибунале?


— Такое право она имеет. Просто это юридически бессмысленно. Разбирательство все равно должно состоятся. Трибунал по морскому праву теперь должен изучить дело — это не из тех судов, где две стороны собираются вместе и приходят к какому-то общему решению. В данной ситуации нет никакой разницы, участвует Россия или нет.


Исторически был ряд случаев, когда страны отказывались от участия в международных судебных процессах. С точки зрения адвоката — я практиковал два года, пока не начал преподавать — скажу: в этом нет смысла, потому что это верный способ проиграть дело.


— Решение, которое примет трибунал, будет обязательным для России?


— Да.


— Каковы могут быть санкции за неисполнение этого решения?


— Когда дело доходит до исполнения решений, международное право все еще полагается на содействие государств. Обычно государства выполняют решения международных судов. Случаи неподчинения довольно редки, в особенности когда речь идет о больших международных трибуналах типа Международного суда ООН, Международного трибунала ООН по морскому праву и так далее, потому что эти институты пользуются большим уважением.


Соответственно, невыполнение решения ведет к ослаблению международной судебной системы в целом. Если такая значимая мировая сила, как Россия, полностью проигнорирует решение Трибунала по морскому праву, это, по меньшей мере, не пойдет на пользу развитию самого морского права.


Россия становится все более важной морской державой, в особенности в связи с глобальным потеплением, открывающим Северный морской путь между Тихим и Атлантическим океанами. В ближайшие десятилетия океаны будут обретать для России все большее значение. С этой точки зрения России нет совершенно никакого смысла отказываться от участия в этом судебном процессе. Я могу это понять с точки зрения краткосрочной политической перспективы, но в долгосрочной перспективе в этом не то что нет смысла, это только навредит.


Как и любой морской державе, России нужны эти международные институты. В плане морского права тут нет ничего принципиально нового. Отдельные сильные страны в прошлом заявляли, что им не нужно морское право — например, США так и не ратифицировали соответствующую конвенцию ООН, хотя это совершенно бессмысленно, ратификация принесла бы им огромную выгоду. Неучастие в заседаниях Трибунала по морскому праву было бы ошибкой сравнимых масштабов для России просто потому, что как морская держава она в морском праве заинтересована, и существует множество ситуаций, в которых Россия им эффективно пользуется. Например, Россия подала кучу заявок в Комиссию ООН по разграничению континентального шельфа, российские ученые проделали огромную работу в этом направлении, и тут Россия пользуется существующими международными институтами. Так что с этой точки зрения и с учетом географического положения России отказываться от морского права просто нет смысла.


— В самом начале вы упомянули конвенцию о труде в международном судоходстве. Она имеет к произошедшему какое-то отношение, учитывая, что по одному и тому же обвинению, помимо активистов, арестован и экипаж корабля, и два журналиста?


— Когда Конвенцию ООН по морскому праву разрабатывали, никому даже в голову не могло прийти, что в какой-то ситуации арестуют вообще всех, кто был на борту, включая пассажиров. Если освобождать команду, нужно освобождать и пассажиров, какие бы функции они не выполняли.


Но что касается конвенции о труде в судоходстве, она отвечает за другие вещи. В первую очередь, правоотношения между экипажем и судовладельцем. Условия проживания для команды, право на своевременную оплату труда и тому подобное. Совсем другая область права.



По материалам: ИАА portnews

    MARINETRAFFIC